Аарон Шустер
Sexus и «Антисексус». История антитекстуальности: Фрейд и Платонов1
Перевод с английского Алины Лежениной
Революция требует от масс, от личности сосредоточения, напряжения сил. Она не терпит оргиастических состояний…
– В.И. Ленин, по воспоминаниям К. Цеткин («Воспоминания о Ленине», 1924)
Аскетизмы
«…Сексуальность как таковую я нахожу отвратительной. Я бы с радостью вовсе без нее обходился. Я бы хотел, чтобы этой точки развития достигло также и все остальное человечество. Мне тошно и скучно оставаться рабом этих отвратительных позывов…»2, – так открывает Антонен Арто шестую встречу группы сюрреалистов «Исследования сексуальности». Эти встречи, начавшиеся в 1928 году, и возобновившиеся в 1932-34 гг., представляли собой нечто среднее между «Отчетами Кинси»3, пьяными откровениями на холостяцкой вечеринке и скетчем Монти Пайтона.
Небольшой вклад, который делает Арто (он посетил лишь половину одной из сессий), выдержан в полностью противоположном стиле. Вот он обращается к Бенжамену Пере, вопрошая: «Как сильно секс отравил твой разум?», а вот – читает лекцию Андре Бретону о том, что нужно различать похоть и любовное чувство.
На вопрос о том, как долго он сам может обходиться без занятий любовью, создатель «театра жестокости» не колеблясь отвечает: «Годы». Когда кто-то из участников кружка задает ему вопрос касательно распространенного в среде сюрреалистов мотива Той Самой Женщины, – а именно, Раймон Кено спрашивает его, верит ли он в существование той единственной, которая предназначена ему судьбой, Арто с мрачным юмором отвечает ему, что верит, но на встречу с ней в этой жизни не рассчитывает, да и вообще он заранее невысокого мнения об этой особе.
Испытываемое Арто презрение к сексуальности может показаться нам чем-то радикальным и патологическим, но оно глубоко укоренено в почтенной философской традиции. В самом начале платоновского «Государства» мы, например, читаем следующий диалог:
«…поэту Софоклу был при мне задан такой вопрос:
– Как ты, Софокл, насчет любовных утех? Можешь ли ты еще иметь дело с женщиной?
– Помолчал бы ты, право, – отвечал тот, – я с величайшей радостью ушел от этого, как уходят от яростного и лютого повелителя»4.
Софокл, как поэт действительно кое-что знающий о тех бедах, которые может принести с собой сексуальность, приводится в качестве морального авторитета, свидетельствующего в пользу негативной сексуальной свободы. Чтобы стать подлинным господином, нужно сначала избавиться от «неистовствующего владыки».
Здесь происходит решающее сближение между сексуальностью и политикой, которое намечается в самом начале диалога. Как если бы Платон задался вопросом: «Есть ли лучший способ начать свой величайший труд о государственном управлении, чем небольшое отступление о прелестях импотенции?».
Здесь уже подразумевается, что создание идеального полиса может быть лишь делом философа-евнуха.
Пропустив два с лишним тысячелетия, мы видим, что этот своеобразный «платоновский узел» (анти)сексуальности и политики не только живет и здравствует, но и приобретает почти тревожащую актуальность.
Если частью революционного проекта по созданию новых типов социальных связей и Нового Человека в 20 веке было «сексуальное освобождение», то это стремление было изначально отмечено некой фундаментальной двусмысленностью: а именно, должна ли быть освобождена сама сексуальность – от гнета предрассудков и законов, с целью дать жизни влечений более свободное выражение, или человечество должно быть освобождено от сексуальности, от всех тех мучительных зависимостей и суровых ограничений, на которые она обрекает?
Принесет ли с собой революция расцвет сексуальности или же увидит в ней опасную соперницу, способную отвлечь от великой задачи построения нового мира и потребует ее подавления? Короче говоря, сексуальность – это предмет освобождения или препятствие на его пути?
Таков был один из основных вопросов, волновавших первых архитекторов Русской Революции, которые создавали на этот счет разнообразные теории и вели живейшие дискуссии, пока вопрос не был окончательно закрыт с началом насаждения «семейных ценностей» сталинской эпохи в 1930-х гг5.
Оказывается, эти две противоположные позиции не так уж сильно противоречат друг другу, как может показаться. Это противоречие может быть снято или «сублимировано» таким образом, чтобы освобождение сексуальности приняло форму советской всеобщей регуляции (секс на службе общества) или, например, западной капиталистической эксплуатации (превращение удовольствия в товар, своего рода мастурбация с использованием «невидимой руки рынка»).
Есть и другой, более радикальный путь помыслить себе это пересечение. Согласно такой логике, именно это лежащее на пути освобождения препятствие – сексуальность как дикая и неуправляемая сила – становится его необходимым условием, подобно тому, как либидо сбивает сознание с проторенного пути.
Таков парадоксальный тезис, который защищает психоанализ. Этим объясняется его двусмысленная позиция относительно «сексуального раскрепощения», распространению которого он исторически столь сильно поспособствовал. C одной стороны, психоанализ осуществляет смелое расширение концепции сексуальности, разрушает нормативные конструкции, которые ее сдерживают: человеческое существо – в сущности, не что иное, как сгусток полиморфно перверсивных импульсов, не управляемых никакой изначально данной инстинктивной программой.
Не будучи отклонением от какой-то природной нормы, девиация сама является «подлинной природой» влечений. Но это не приводит психоанализ к позитивному утверждению какой бы то ни было «либидинальной политики». Психоанализ также открывает в человеке существо глубоко антисексуальное, животное, перед которым его собственное удовольствие ставит трудноразрешимые проблемы.
Если мы увидим в тех психопатологиях, которые изучает Фрейд, не заурядные «психические заболевания», но определенные антропологические стили, своеобразные способы бытия человеком, мы можем помыслить каждый из них как структурированный вокруг того или иного аскетического идеала.
Невротики захвачены своими эротическими фантазиями, но сама возможность реализовать их внушает им ужас. Перверты, на первый взгляд, куда более сладострастны, но на самом деле стремятся обуздать свое наслаждение, подчинить его целому своду правил, ритуализовать. Психотики, наиболее радикальные из трех, столь непосредственно пронизаны энергией влечений, что хотят вовсе от них избавиться. Секс и антисекс: это чудовищная современная пара.
Anti-Sexus
В 1926 году русский автор-марксист Андрей Платонов написал «Анти-сексус», примечательный текст, который, как и многие другие его произведения, в течение долгого времени оставался неопубликованным6. В нем воспроизводится текст вымышленной брошюры, якобы выпущенной компанией «Беркман, Шателуа и Сн, Лтд.», которая рекламирует электромагнитный инструмент, эффективно и гигиенично снимающий сексуальное напряжение.
Производится как модель для мужчин, так и модель для женщин, устройство оснащено переключателем, позволяющим регулировать время процесса удовлетворения желания; также может быть настроено для индивидуального и коллективного использования. Поводом для издания памфлета становится, якобы, попытка компании развивать советский сегмент рынка после того, как она достигла успеха во многих других частях света.
Брошюра подробно рассказывает о качествах предлагаемого товара, рассказывает о том, что миссия компании – «уничтожить сексуальную дикость человека», а также дополнена положительными отзывами известных людей, от Генри Форда и Освальда Шпенглера до Ганди и Муссолини. «Анти-сексус», говорят нам, имеет огромное количество плюсов и способов применения: он помогает, например, поддерживать боевой дух солдат во время войны, повышает эффективность труда фабричных работников, усмиряет дикие нравы аборигенов в колониях.
Он также способствует установлению подлинно дружеских, гуманистических отношений между людьми, изымая из социального уравнения неизвестное «сексуальность». «Переводчик» снабжает брошюру критическим предисловием, где он осуждает цинизм и вульгарность предприятия, в то же время воздавая должное стилистическим достоинствам текста.
Он объясняет, что принял решение опубликовать текст именно для того, чтобы обнажить моральное банкротство буржуазии. Ни один большевик не сможет прочитать эту капиталистическую чепуху без здорового смеха. «Анти-сексус», таким образом, заявляет о себе как о вернейшей, надежнейшей форме «контр-антисексуального» агитпропа.
На литературном уровне произведение содержит в себе тончайший и остроумный диалог с теоретиком литературы Виктором Шкловским, поскольку произведение Платонова c его многослойной иронией становится отличной иллюстрацией к понятию «остранения».
Если искусство – это инструмент, позволяющий разрушить привычные стандарты восприятия, то есть ли лучший способ потрясти все существующие клише относительно близости, чем выдумать подобный «автоматический удовлетворитель»?
На Шкловского Платонов ссылается как на одного из авторов, чьи положительные отзывы приведены в брошюре – он возносит хвалу устройству, чей подлинно «формалистский» характер – механизированная мастурбация как универсальная форма современного наслаждения – он проницательно отмечает: «Антисексус нас застает как неизбежная утренняя заря. Но видно всякому: дело в форме, в стиле автоматической эпохи, а вовсе не в существе, которого нет».
Надо оценить всю заключенную в этом пассаже иронию: Платонов словно утверждает, что машина-мастурбатор и есть универсальное «литературное устройство», а литературный формализм, в конечном счете, форма интеллектуальной мастурбации – утонченное удовольствие эпохи торжества научного дискурса. Объясняя свой научный метод, Шкловский пишет: «Мы знаем, как сделана жизнь, как сделан ‘’Дон Кихот’’ или автомобиль»7, и, можно добавить, как «сделан» секс.
Достаточно любопытно, что в том же году, в котором Платонов написал свой «Анти-сексус», он в качестве вымышленного персонажа, инженера из Воронежской области (его подлинная профессия и место рождения) появляется в полуавтобиографической повести Шкловского «Третья Фабрика».
Однажды вечером, рассуждая о литературе, Платонов рассказывает эротический миф о происхождении человека, очень напоминающий миф из платоновского «Пира», но с неожиданными транссексуальными коннотациями: «Как известно из Платона, единый человек когда-то был разъединен на мужчину и женщину. Каждая часть была снабжена приметами. Эти приметы только и упоминались в песне…Они соединялись в причудливые сочетания»8.
На первый взгляд будучи второстепенной работой, «Антисексус» на самом деле занимает ключевое место в творчестве Платонова, подчеркивая проблематичный характер, который имеет в его текстах сексуальность. Платонов был одним из великих, если не величайшим прозаиком послереволюционного периода, строителем коммунизма, преданным своему делу, и в то же время летописцем наиболее абсурдных и ужасающих его трагедий.
(Фредрик Джеймсон как-то заметил, что желание коммунизма не нашло своего Фрейда или Лакана, и дал понять, что Платонов подошел бы для этого лучше всех.) Хотя памфлет и представлен в качестве примера «контрантисексуального агитпропа», мы должны понять, что «контр-антисексуальное» вовсе не обязательно значит «просексуальное». Как справедливо отмечает Славой Жижек, одна из самых потрясающих черт этого маленького, но очень плотно написанного текста, – это то, насколько трудно определить занимаемую автором позицию9.
Сначала, это литературное предприятие кажется достаточно прямолинейным: Платонов создает сатиру на капиталистическую эксплуатацию чувственности, на превращение удовольствия в товар, на возникающую в капиталистическом обществе в точном смысле «антисексуальную сексуальность». Но на более глубоком уровне Платонов также высмеивает и свою более раннюю, «пролетарски-пуританскую» позицию10.
В своих первых текстах он выступал сторонником строжайшего революционного аскетизма, корни которого могут быть обнаружены в религиозных культах и в особенности – в мистической доктрине Николая Федорова. Так же мы можем обнаружить здесь эхо старой проблемы взаимоотношений между желанием и утопией. Мы снова отмечаем здесь созвучие Платон – Платонов; кроме того, «Платонов» – это литературный псевдоним Андрея Платоновича Климентова.
В действительности, предметом рассмотрения в «Антисексусе» становятся несколько «антисексуальностей», что и делает текст таким нагруженным разнообразными смыслами: полное искоренение сексуального желания в духе Арто; капиталистическое подчинение Эроса логике рынка; манипуляция нашими наиболее интимными чувствами, производимая от лица научного Знания; полностью «формалистское» наслаждение некой структурой, лишенной содержания; революционный аскетизм во имя грядущего счастья; механизированное влечение к смерти…
Давайте вернемся к очевидному вопросу: почему устройство называется «Анти-сексус», а не «Про-сексус»? Машина все-же создана для удовлетворения сексуальных влечений, в отличие, например, от тех внушающих ужас приспособлений (всего два слова: «металлические иглы»), которые создавали викторианцы, чтобы воспрепятствовать мастурбации. Платонов словно бы воплощает в своем сочинении тезис советского сексолога Арона Залкинда, озвученный всего лишь двумя годами ранее: «хорошо организованное социальное окружение – лучшая антисексуальная помпа»11.
Разве что здесь первой идет именно «помпа», а после того как она устраняет все проблемы с подавляемым либидо, общественный порядок воцаряется и расцветает. «Анти-сексус» «антисексуален» не потому, что он способствует прямому подавлению сексуальности, а потому, что он способствует ее контролю, управлению, «менеджменту» сексуальности. Лучший способ укротить сексуальность – не жестко подавить ее, а предоставить все средства для удовлетворения желания. Короче говоря, «Антисексус» – это удовольствие без лишнего шума12.
Здесь нельзя не вспомнить фразу, которую часто ошибочно приписывают Александре Коллонтай: «Заняться любовью с хорошенькой женщиной так же просто, как выпить стакан воды, когда испытываешь жажду». Этот пресловутый «стакан воды» давно превратился в клише, используемое всеми, кто пытается осудить «либертинаж» раннесоветского периода; сам Ленин жаловался, что «от этой теории стакана воды у нас многие молодые люди обезумели, совершенно обезумели»13.
Позже ЖанПоль Сартр сошлется на нее в «Бытии и Ничто», как на пример полного непонимания сексуального желания, которое, далеко выходя за пределы простой потребности, составляет само бытие того, кто им захвачен14.
В действительности, Коллонтай никогда не разделяла столь примитивных, механистических представлений о желании, и ее собственная философия Эроса отчетливо контрастирует с платоновской. Коллонтай была оригинальной феминисткой-большевичкой, представителем Советского государства за рубежом и членом ленинского ближнего круга. Она много писала о проблемах семьи, сексуальности и положения женщины (по слухам, она послужила прототипом главной героини в фильме Э. Любича «Ниночка»).
Платонов и Коллонтай воплощают в себе два различных способа тематизации Желания, принадлежащих революционному проекту: с одной стороны, маскулинную мораль самопожертвования и аскетизма, c другой стороны, изобретение своеобразной формы «любви-товарищества», основанной на удовольствии, равенстве и солидарности и возможной благодаря устранению буржуазной собственности15. Для более глубокого понимания ранних дебатов о коммунистическом Эросе необходимо сравнение этих двух фигур.
Единственный, кто в Платоновском памфлете высказывается против «Анти-Сексуса» – это Чарли Чаплин. Соблазнительно прочитать его высказывание как выражение подлинной позиции Платонова. До выхода на экраны «Новых времен» остается еще десять лет, но только представьте себе фарс, в котором Анти-сексус выходит из строя, подобно машине для кормления, которую испытывают на бедолаге-рабочем в этом чаплиновском шедевре! «Я против Анти-сексуса.
Тут не учтена интимность, живое общение человеческих душ». Чаплин здесь выступает как голос разума и человечности среди хора сторонников механизации интимной жизни. Но и здесь все неоднозначно: описание у Чаплина полового акта ни в коей мере не является идиллическим. Он далек от того, чтобы превозносить красоту и поэтичность занятий любовью: если секс – это средство «живого общения человеческих душ», то он является таковым лишь во всей своей глупости и уродстве.
Чаплин защищает самый что ни на есть прозаический секс: возвышенное совпадает с низменным, и путь к высшей форме близости лежит через грубое совокупление нищих и жалких тел: «Я за фактическую близость людей, за их дыхание рот в рот, за пару глаз, глядящих в упор в другие глаза, за ощущение души при половом грубейшем акте, за обогащение ее за счет другой встретившейся души. Я поэтому против Антисексуса.
Я за живое, мучающееся, смешное, зашедшее в тупик человеческое существо, растратой тощих жизненных соков покупающее себе миг братства с иным вторичным существом». Для Платонова в сексуальном удовольствии есть что-то загадочное, сбивающее с толку, безумное, и, в противоположность мнениям гедонистов, нет ничего менее очевидного, чем знание о том, как именно должно получать удовольствие16.
От «Антисексуса» к «Нонсексу»
Вдохновившись Платоновым, можно набросать историю гаджет-сексуальности в западной культуре, от изобретенного в викторианскую эпоху вибратора до современной теледилдоники, технологии, используемой для секса на расстоянии, при которой сенсорная и прочая информация передается через двусторонний канал связи, и секс-роботов, которые, возможно, появятся в ближайшем будущем.
Антисексус заслуживает почетного места в ряду таких икон современной культуры, как «холостяцкие машины» Дюшана, «оргонный аккумулятор» Вильгельма Райха, Чрезмерная Машина доктора Дюрана-Дюрана, и, конечно же, «Оргазматрон» Вуди Аллена. Пятьюдесятью годами позже Станислав Лем создаст текст, во многом аналогичный эротико-сатирической брошюре Платонова17.
Он тоже является образчиком литературной мистификации – Лем пишет рецензию на несуществующий фантастический роман. В нем действие происходит в альтернативном настоящем, в котором три консорциума – «General Sexotics», «Cybordelics» и «Love Incorporated» разработали величайшее множество гаджетов, способных доставить эротическое блаженство.
Тем не менее, Лем делает еще один шаг – он создает общество, в котором либидо полностью подчинено научнотехническому прогрессу, а в дальнейшем устраняется и сама генитальная функция. Когда экспериментальное лекарство «Нонсекс» случайно распространяется среди населения, рынок секс-приспособлений обрушивается. Совокупление превращается в безрадостную обязанность; «чары, наведенные на человечество биологией, были сняты»18; но желание не исчезает вместе с генитальностью, оно просто идет другим путем.
Происходит невиданный расцвет орального влечения: особые позиции, принятие пищи в которых считается извращением, распространение банкетов-оргий, магазины порнокулинарии – и все это на фоне всеобщей импотенции. Другими словами, после смерти секса остается перверсия.
Можно подумать, что Лем знаком с теми выводами, которые делает Фрейд в «Неудобстве культуры»: «Кажется, иногда мы можем отметить, что не только культурные запреты, но и что-то в самой природе этой функции делает полное удовлетворение невозможным и принуждает нас идти по другим путям»19.
Ирония же заключается в том, что, даже когда эта функция устранена, остаются эти «другие пути», и только они, эти неукращенные и тиранические компоненты сексуальности (влечение оральное, анальное, скопическое и так далее), которые Фрейд называл частичными влечениями.
- 1 Текст представляет собой основу лекции Аарона Шустера, прочитанной в сентябре 2014 года в Музее Сновидений Фрейда, которая состоялась благодаря участию Иоанны Варша, в рамках публичной программы Манифесты 10.
- 2 Жозе Пьерр, «Исследуя секс сюррелистически», цит. по переводу на англ. Jose Pierre, ed., Investigating Sex: Surrealist Research 1928–1932, trans. Malcolm Imrie (London: Verso, 1992), p. 85.
- 3 Две монографии, опубликованные в 1948 и 53 гг. американским зоологом А. Кинси, соответственно «Cексуальное поведение самца человека» и «Сексуальное поведение самки человека». Эти публикации взбудоражили пуританское американское общество середины 20 в. – на тот момент широкой публике было известно мало текстов, которые ставили бы под сомнение гетеросексуальность и воздержание как моральные и статистические нормы.
- 4 Платон «Государство» http://philosophy.ru/library/plato/01/resp1.htm. Перевод А.Н. Егунова, примечания А. Тахо-Годи (тахо Годи и т д). В своей недавней работе «Платоновская республика» А. Бадью пересказывает этот эпизод следующим образом: «Я однажды стал свидетелем того, как один журналист во время интервью спросил его – и спросил, надо признаться, довольно грубо: «А как у тебя, Софокл, обстоят дела в смысле секса? Получается еще заняться этим делом с женщиной?». Но Софокл тут же заставил его заткнуться: «Помолчал бы ты, гражданин! Это же такая классная штука – избавиться от похоти, освободиться от этой дикой безумной скотины!» A.Badiou, La Republique de Platon, Fayard, 2012
- 5 Исследование сексуальной политики в России 20 века проводится, например, в главе “Sexuality”, c. 311 – 351, (Mark Banting, Catriona Kelly, and James Riordan) в книге Catriona Kelly and David Shepherd, «Russian Cultural Studies: An Introduction»(Oxford: Oxford University Press, 1998, Введение в культурологию России), см. также Gregory Carleton, «Sexual Revolution in Bolshevik Russia» (Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2005, Сексуальная революция в большевистской России»).
- 6 После первой публикации в 1981 году в Советском Союзе, «Антисексус» был переведен на голландский, немецкий и греческий языки. В немецкое издание вошли также ученически тщательно выполненные сноски, объясняющие многие отсылки в тексте Платонова.
- 7 Цитируется по кн. (“Русский формализм: Метапоэтика»)
- 8 В. Шкловский, «Третья Фабрика», изд. Артель Писателей «Круг», 1926, c. 129. Примечание переводчика: в тексте В.Шкловского (Ibid., c. 127-129, глава “Дешевые двигатели”) действительно присутствует cхожий эпизод и рассуждающий о литературе инженер Платонов (“Говорил Платонов о литературе, о Розанове, о том, что нельзя описывать закат и нельзя писать рассказов…”) Несколькими страницами ранее читаем: “При аграрном перенаселении, при воронежском голоде – сказал мне Платонов – нет двигателя дешевле деревенской девки. Она не требует аммортизации.” Любопытно, что и здесь, у Шкловского, также возникает тема человеческого тела, помысленного механистически, c точки зрения его “производительности и эффективности”. Далее читаем: “Во тьме пели дешевые двигатели… Пели высокими, чистыми голосами… Танцевали двое: парень с бубном и женщина в ситцевом платке в полоску.Парень пел частушки невероятного содержания. Как известно из Платона, единый человек когда-то был разъединен на мужчину и на женщину. Каждая часть была снабжена приметами. Эти приметы только и упоминались в песне…Они соединялись в причудливые сочетания”. Таким образом, на Платона с его эротическим мифом все-таки ссылается герой, от лица которого ведется повествование, а не инженер-механизатор Платонов.
Но, в согласии с мыслью Шустера, двусмысленная пара “Платон и Платонов” (автор первого проекта утопического государства и инженер-строитель коммунизма? создатель одной из первых для европейской цивилизации теорий любви и автор “Антисексуса”?) действительно возникает в тексте Шкловского.
- 9 Славой Жижек «От животного к гаджету-мастурбатору», предисловие к книге Оксаны Тимофеевой «История животных: об имманентности, негативности и свободе» («History of Animals: An Essay on Negativity, Immanence and Freedom», Maastricht, Jan van Eck Academie, 2012).
- 10 О революционном пуританизме Платонова см. Eric Naiman, “Andrej Platonov and the Inadmissibility of Desire,” Russian Literature, vol. 23, no. 4 (1988), pp. 321–322 («Андрей Платонов и недопустимость желания»); и Eliot Borenstein, Men Without Women: Masculinityand Revolution in Russian Fiction, 1917–1929(Durham, NC: Duke University Press, 2000), pp. 191–224.(«Мужчины без Женщин: Маскулинность и русская революция»).
- 11 Цит. Gregory Carleton,Sexual Revolution in Bolshevik Russia, p. 78 («Сексуальная революция в большевистской России»).
- 12 Здесь имеет место нечто вроде инверсии куртуазной любви: вместо постоянного откладывания удовлетворения, которое, в терминах Фрейда, само по себе составляет «удовольствие желать», здесь мы имеем безотказное удовлетворение, направленное на то, чтобы перекрыть желанию все пути. Ирония куртуазной любви заключается в том, что влюбленный-трубадур ни в чем не нуждается, он «полон желанием», то ирония «Анти-сексуса» в том, что на самом деле он бы лишь поспособствовал воспроизводству нехватки: бесперебойное обеспечение физического удовлетворения оставляло бы по себе лишь смутную грусть и ощущение, что нужно что-то еще, то есть нехватку как таковую.
- 13 Клара Цеткин, Воспоминания о Ленине, 1924
- 14 Жан-Поль Сартр, «Бытие и ничто», М.: “Республика”, 2000
- 15 Коллонтай, Коллонтай А. М. Дорогу крылатому Эросу! (Письмо к трудящейся молодежи) // Молодая гвардия. 1923. №3; Коллонтай А. М. Любовь и новая мораль http://www.aquarun.ru/psih/psex/ps3. html Отношение между полами и классовая борьба http://az.lib.ru/k/ kollontaj_a_m/text_1919_otnoshenie_mezhdu_polami.shtml
- 16 «Люба теперь, наверно, велит ему уйти к отцу навсегда, потому что, оказывается, надо уметь наслаждаться, а Никита не может мучить Любу ради своего счастья», А. Платонов, «Река Потудань», http://lib.ru/PLATONOW/potudan.txt. Курсив А. Шустера
- 17 Станислав Лем. Абсолютная пустота. / Пер. К. Душенко — М.: Текст, 1995. А. Шустер благодарен Анне О. Фишер за эту отсылку.
- 18 Станислав Лем. Абсолютная пустота. / Пер. К. Душенко — М.: Текст, 1995
- 19 Зигмунд Фрейд, «Неудобство культуры», М.: Азбука-классика, 2013